Калуга в век Просвещения
Проект Екатерининского наместника

B 1775 году императрица Екатерина II подписывает составленное лично ею и заслужившее восторженный отзыв Вольтера «Учреждение об управлении губерниями». Реформа административно-территориальной системы задумывалась с размахом, как часть грандиозного преобразования страны в соответствии с теоретическими постулатами европейского Просвещения. Количество губерний значительно расширялось, а каждая из губернских столиц должна была стать общественно-культурным центром своего региона. Это предполагало масштабные архитектурно-градостроительные мероприятия, развернувшиеся вскоре по всей империи.

Одним из первых регионов, получивших тогда новый статус, стало учреждённое в августе 1776 года Калужское наместничество. Его правителем был назначен генерал-поручик Михаил Никитич Кречетников (1723/29—1793). Вскоре под его управление передаются Тульское и, на непродолжительное время (c 1778 по 1782 год), Рязанское наместничества. Калуга, в то время богатейший торговый город, превращается в «столицу» сразу трёх крупных губерний Центральной России.

Михаил Никитич Кречетников

По сей день историческая часть старинного города над Окой сохраняет композиционную структуру, соответствующую проектному генеральному плану, разработанному около 1779 года. Чем замечателен этот план, какие идеи и смыслы в нём заложены? Для всякого, кто достаточно знаком с историей европейской архитектуры XVIII века, не может не броситься в глаза на первый взгляд совершенно неожиданное, но явно не случайное сходство северо-восточной части исторического ядра Калуги с конфигурацией двух площадей и связывающей их магистрали в английском городе Бат. Созданный в основном в третьей четверти XVIII столетия по проекту архитекторoв отца и сына Джона Вуда-старшего и Джона Вуда-младшего, градостроительный ансамбль Бата считался образцом вкуса и элегантности в британской архитектуре своего времени. По оценке историка архитектуры Н. О. Душкиной, Бат века Просвещения как единое художественное целое имел общеевропейское значение "широкомасштабного, обобщающего образа, ставшего символом эпохи и предвестником романтизма". В Калуге была творчески воспроизведена планировочная схема ансамбля площадей Ройал-Серкус и Ройал-Кресент, строительство которого было завершено всего лишь четырьмя годами ранее. В контексте ментальности того времени такого рода архитектурные цитаты носили ярко выраженный программный характер.

Площади Ройал-Кресент (Королевский Полумесяц) и Ройал-Серкус (Королевский Цирк), Бат, Англия.

Известно, что проект перепланировки и новой застройки Калуги разрабатывал один из виднейших русских архитекторов второй половины XVIII века Пётр Романович Никитин, посвятивший ранее почти полтора десятилетия реконструкции Твери. Однако есть достаточно оснований считать инициатором и полноправным соавтором замысла самого наместника М. Н. Кречетникова. Исследователь отечественного градостроительства Р. М. Гаряев, внимательно изучивший деятельность Комиссии о каменном строении Санкт-Петербурга и Москвы, пришёл к выводу, что большинство создателей проектов архитектурно-планировочных преобразований русских городов екатерининского времени профессиональными архитекторами не являлись, а функция Комиссии заключалась, вопреки традиционным представлениям, всего лишь в «редактировании» работы, выполненной на местах. По замечанию учёного : "и губернаторы, и землемеры в ряде случаев были достаточно образованными людьми и в необходимой степени могли владеть градостроительными знаниями своего времени. Во всяком случае, среди проектных планов, подписанных ими, мы находим великолепные образцы классического градостроительного искусства. К таковым относится, например, ещё недостаточно оценённый в истории русского градостроительства проектный план Тулы, подписанный тульским губернатором Михайлой Кречетниковым и уездным землемером Осипом Качаловым, — план, который без преувеличения может быть отнесён к шедеврам русского градостроительного искусства XVIII столетия". Высоким художественным качеством отличался не только геометрический каркас улиц и площадей обновлённого города, но и реальное воплощение замысла — побывавший там в 1787 году французский дипломат Ф. де Сегюр назвал этот город "замечательным созданием Екатерины". В этой связи предположение о возможном творческом участии Михаила Никитича и в создании комплекса проектов планировки и застройки Калуги вполне естественно и закономерно. Знакомство с биографией наместника, литературными источниками и архивными документами, реконструкция историко-культурного контекста его деятельности эту гипотезу полностью, хотя и косвенно, подтверждают.

План губернского города Тулы, утверждённый 20 августа 1779 года.

М. Н. Кречетников родился в 1723 (по другим сведениям — в 1729) году. Окончив элитарный Сухопутный Шляхетный корпус в Петербурге, он становится профессиональным военным, участвует в Семилетней войне. В 1764 году М. И. Дашков (рано скончавшийся муж Е. Р. Воронцовой-Дашковой) сообщает о нём в письме своему родственнику Н. И. Панину как об "одном из лучших полковников" русской армии, нуждающемся, из-за своего независимого нрава и принципиальности, в поддержке "наверху". Проходит ещё несколько лет. Михаил Никитич сражается с турками, получает чин бригадира и в самом начале 1770-х годов командует русскими войсками, расквартированными во Львове, в то время польском городе, крупном культурном центре Речи Посполитой. Львов XVIII века не без оснований называли "жемчужиной Европы" — уже тогда по насыщенности архитектурными ансамблями разных эпох и стилей он был похож, как сказали бы теперь, на музей под открытым небом. Польская архитектура, переживавшая эпоху расцвета, привлекала самое заинтересованное внимание высших слоёв русского общества. 29 мая 1771 года фельдмаршал П. А. Румянцев пишет будущему калужско-тульскому наместнику письмо с просьбой прислать "план палатам или замку князя Мартына Любомирского". Как показывают некоторые особенности последовавшей несколько лет спустя реконструкции Калуги, пребывание во Львове бесследно для Кречетникова не прошло — его представления об европейском городе явно включали в себя архитектурные образы готики и ренессанса.

Львов (рисунок с литографии А. Лянге, 1830-е годы)

В 1772 году, сразу после присоединения к России восточной Белоруссии, Михаил Никитич — уже генерал — назначается правителем Псковской губернии, составной части учреждённого тогда же Белорусского наместничества, во главе которого был поставлен граф Захар Григорьевич Чернышёв. Из собственно белорусских земель в новую губернию вошли Полоцкая и Витебская провинции. Формально губернским административным центром была назначена Опочка, но Кречетников размещает свою резиденцию в Полоцке — и оказывается в центре событий общеевропейского и даже, говоря современным языком, глобального значения. Дело в том, что власть в этом городе фактически принадлежала могущественному иезуитскому ордену, чья сфера деятельности, напомним, простиралась от Южной Америки до Китая. В 1773 году папа римский Климент XIV под давлением европейских монархов принимает решение об упразднении ордена. На российской территории, крайне неожиданно для многих, оглашение папской буллы запрещается. Императрица Екатерина приглашает повсеместно гонимых иезуитов в белорусские губернии, и вскоре, как результат, всемирной столицей «Общества Иисуса» становится тихий, ранее мало кому известный Полоцк. Местный иезуитский коллегиум превращается в центр притяжения для многих высокообразованных людей из разных концов Европы.

Полоцкий иезуитский коллегиум (Иезуитская академия)

В том, что такое развитие событий оказалось возможным — очевидная и несомненная заслуга М. Н. Кречетникова. В Полоцке он проявил себя одним из тех универсальных деятелей, которые и определили лицо эпохи Просвещения. «Полоцк не Львов — удобно в такой пустыне работать без устали», — пишет он 13 января 1773 года своему другу, известному впоследствии дипломату и литератору, переводчику многотомного «Всемирного путешествователя» Я. И. Булгакову, служившему тогда в русском посольстве в Варшаве. "Удобство" заключалось, среди прочего, в том, что в распоряжении Михаила Никитича была библиотека коллегиума, где хранились 23 тысячи томов. Без сомнения, из них немалое количество имело отношение к архитектуре, преподававшейся в этом учебном заведении еще с XVII века. В одном здании с библиотекой располагался музей, а в его собрании, по сведениям Е. Д. Квитницкой, насчитывалась не одна сотня архитектурных гравюр. Резиденция губернатора находилась по соседству, также на территории коллегиума. "Жадно ловивший всё, замечания достойное" (это слова известного мемуариста А. Т. Болотова, хорошо знавшего Кречетникова в более поздний период), генерал имел уникальную возможность пополнить запас сведений в этой явно небезразличной ему области знаний.

В том же самом письме к Якову Булгакову есть очень показательные строки: приглашая "благонадежнейшего Приятеля" приехать к нему в город над Западной Двиной, будущий калужско-тульский наместник пишет: «Я бы постарался доставить (то есть «предоставить вашему вниманию». — Н. Л.) такой уголок, который мог бы заставить вас побывать здесь». Здесь необходимо расшифровать, что значит "уголок" на языке просвещённого дворянина екатерининского времени. "Уголок", говоря современными понятиями, — это художественно организованное пространство, эстетическая среда в передовом вкусе, повсеместно создававшаяся во входивших в моду "английских" парках. Из содержания письма видно, что Михаил Никитич имел в виду благоустройство города. Губернатор явно считал делом чести, чтобы ввереный ему Полоцк не только ничем не уступал частновладельческим городам польских магнатов, но и качественно превосходил их.

16 января 1773 года З. Г. Чернышёв шлет Кречетникову указание "...прислать планы всех Губернского и провинциальных городов, как они ныне есть и как Вы им быть полагаете, также прожекты тем крепостям в Губернии Вашей, для которых гарнизоны Вам даны <...>, к планам оным присовокупить равномерно прожекты полковым и батальонным дворам и штабным и Генеральским квартирам". То, что до сих пор было губернаторским увлечением, становится отныне его должностной обязанностью (напомним в этой связи, что архитектурно-градостроительным проектированием активно и вполне профессионально занимался и сам Чернышёв, ставший впоследствии главнокомандующим Москвы). Проходит четыре месяца, и одно из следующих писем графа — от 16 мая того же года — засвидетельствовало первые результаты нового направления деятельности Михаила Никитича: "...что Великолуцкий магистрат соглашается изыскать сумму на построение каменной ратуши и каменных лавок, то весьма изрядно <...>. Планы кордегардиям по границе я во всём апробую". Спустя полтора года, 19 ноября 1774-го, Чернышев благодарит Кречетникова за "планы городу Опочке и корчмы при большой дороге". Хранящийся в РГАДА проектный чертеж Опочки, в то время формального административного центра Псковской губернии, датирован 12 декабря того же года и подписан З. Г. Чернышёвым, вероятно, внёсшим от себя некоторые изменения. 13 июля 1775 года наместник Белоруссии и примыкающей к ней части Северо-Западной России докладывал императрице: Кречетников "...представил <...> план города Торопца, показующий как сей город для лучшей выгоды жителей устроить можно, выпрямляя и расширяя улицы и прибавив две площади". И, наконец, отступая от хронологии, выделим главное: нам удалось обнаружить ранее не попадавшие в поле зрения историков архитектуры архивные документы, свидетельствующие, что признанный, как и план Тулы, одним из лучших образцов отечественного градостроительного искусства века Просвещения проект реконструкции Пскова, датированный 1774 годом и подписанный И. E. Старовым, не разрабатывался, как принято считать, от начала до конца в Комиссии для строения Санкт-Петербурга и Москвы, а поступил туда от З. Г. Чернышёва, которому "был представлен" М. Н. Кречетниковым.

План губернского города Пскова, утверждённый 16 июня 1778 года.

Уточнение степени личного участия Михаила Никитича в этих работах требует дальнейших исследований, но то, что оно не было формально-поверхностным, вполне очевидно. "Ничто не может остаться без собственного Вашего обозрения", — констатировал в уже цитировавшемся майском письме 1773 года наместник Белоруссии, и вся переписка Кречетникова, всё, что известно о нем из других документальных источников, это полностью подтверждает.

В Полоцке, который был губернаторской резиденцией, будущий калужский наместник активно сотрудничал с архитекторами-профессионалами и, судя по всему, прошёл хорошую школу. Новые постройки иезуитского ордена в городе на берегах Западной Двины возводились под руководством его представителей, преподававших архитектуру в коллегиуме. Именно в середине 1770-х, под влиянием событий, связанных с папской буллой, комплекс орденских построек начинает расширяться и разворачивается "усиленное строительство". Все проекты подлежали губернаторскому утверждению (напомним предписание 3. Г. Чернышёва), и это означало прямую вовлечённость Кречетникова в процесс развития архитектурно-градостроительной школы Речи Посполитой.


Ещё более масштабными работами Михаилу Никитичу довелось руководить во втором крупном городе северо-востока Белоруссии — Витебске. Там в период его администрирования завершалось формирование ансамбля двух центральных площадей по обе стороны реки Витьбы. На главной рыночной площади в l772 году возводится каменная Воскресенская церковь, а три года спустя — каменная ратуша. Проекты этих монументальных построек разрабатывались ещё при польско-литовских воеводах. Город европеизировался, но с явно выраженным ретроспективистским оттенком (одним из подразумеваемых образцов при такой реконструкции с очень большой долей вероятности мог быть хорошо знакомый губернатору Львов). Перед М. Н. Кречетниковым стояла задача включить в складывающуюся на его глазах целостную градостроительную композицию новые «казённые строения». Первым из них должен был стать «каменный городской почтовый дом» по типовому проекту И. Е. Старова. Губернатор подошел к делу творчески и использовал этот проект при строительстве большого административного комплекса, включившего в себя, помимо почтамта, воеводский дом и корпуса для размещения полиции. Комплекс соответствовал расположенному на одной линии с ним объёму Воскресенской церкви на противоположном берегу Витьбы, и он же сформировал южный фронт застройки площади, на северной стороне которой возвышались постройки витебского иезуитского коллегиума. "Новые здания, — отмечает историк белорусской архитектуры E. Д. Квитницкая, — не спорили по высоте с иезуитским костелом и духовным правлением, а лишь подчёркивали величественно вздымающиеся башни. Однако по протяжению они были примерно равны".

Комплекс бывшего иезуитского коллегиума в Витебске (в 1957 году здание костёла было взорвано).

Для Кречетникова это был серьёзный опыт принятия ответственного градостроительного решения, связанного с необходимостью тактично вписать новые — и притом важнейшие по своей знаковости — компоненты в композиционную структуру, развивавшуюся как органичное целое. Высокое художественное качество ансамбля центра Витебска 1770-х годов неоспоримо. Его специфика и особая ценность — в живописности, наследовавшей западноевропейские средневековые традиции, укоренившиеся в Белоруссии за несколько веков её вхождения в состав Великого княжества Литовского и Речи Посполитой.

В конце 1775 года Михаил Никитич получает новую должность правителя Тверской губернии — и следующие девять месяцев служит отечеству и престолу под руководством наместника северо-западных великорусских областей Я. Е. Сиверса. Звездный час в его судьбе наступает 24 августа 1776 года — Кречетников возглавляет вновь учреждённое Калужское наместничество. Отныне он подотчётен только лично монархине. Поздней осенью его архитектор П. Р. Никитин формально утверждается в чине советника калужской Казённой палаты. Секретарём генерал-губернатора — и на многие годы его правой рукой — становится столичный литератор, переводчик Марка Аврелия и Томаса Гоббса Семён Никифорович Веницеев, известный как активный деятель русского масонства. Вокруг наместника формируется своего рода интеллектуальный салон, по традиционной историографической терминологии определяемый как калужское "культурное гнездо" (ещё об одном из входивших в его состав губернских чиновниках — князе Семёне Херхеулидзеве — речь пойдёт ниже). Именно в этом «ближнем кругу», судя по всему, и разрабатывается целостная программа преобразований в регионе и его главном городе, инициатором и главным из авторов которой был сам генерал-губернатор. В донесении императрице от 19 октября 1776 года Кречетников пишет: "Город Калуга <...> несомненно из одного времени в другое <...> может притти в лучшее состояние, естли к тому устройство города возьмёт своё действие с некоторым всемилостивейшим вспомоществованием, о чём предоставляю я себе сочинить план и поднести Вашему Императорскому Величеству". В течение нескольких месяцев в административном центре губернии создаётся один из первых в русской провинции профессиональный театр (Оперный дом), а затем училище для купеческих и мещанских детей и дворянский пансион (общероссийская система народного образования будет введена в действие только через семь лет). Репертуар калужского Оперного дома носил новомодный сентименталистско-предромантичесий характер, и это обстоятельство как дополнительный штрих к портрету наместника весьма немаловажно для интерпретации особенностей начавшейся сразу после учреждения наместничества архитектурно-градостроительной реконструкции Калуги.

Очень многое о личности Михаила Никитича и, в частности, о характере его работы с профессиональными архитекторами можно узнать из самых известных отечественных мемуаров XVIII века, написанных тульским помещиком, теоретиком и практиком садово-паркового искусства Андреем Тимофеевичем Болотовым. Одна из их первых встреч состоялась в начале 1783 года, когда будущий автор воспоминаний, служивший тогда управляющим Богородицкой дворцовой волостью, оказался в прямом подчинении Кречетникова. "Заметил я, — вспоминал Болотов много лет спустя, — <...> что он за волости наши приняться намерен был <...> так, что и мне самому то было не противно: ибо с умными и основательными людьми дело иметь всегда охотнее можно, чем со всеми прочими". Кречетников — "умный человек и всей похвалы достойный вельможа"; "я получил таких командиров, которые все мои труды могли оценить как должно и отдавать им надлежащую справедливость" — настойчиво подчёркивал мало склонный к комплиментарным персональным оценкам мемуарист. Внимательно прочитав болотовские воспоминания, легко убедиться, что именно состоявшийся тогда разговор с Михаилом Никитичем дал импульс к началу весной 1783-гo творческой работы Андрея Тимофеевича по обустройству первого участка будущего знаменитого "натурального сада" — в лесу, из которого был виден весь Богородицк.

Вид Богородицкого сада. Рисунок Болотова, 1786 (акварель).

Неоспоримо, что первоначальный этап разработки и реализации этого проекта — инициатива самого Болотова, но, как следует из его мемуаров, именно Кречетникову принадлежала идея устройства пейзажного парка непосредственно рядом с дворцом А. Г. Бобринского, и именно он указал на составленном Андреем Тимофеевичем плане усадьбы место его расположения. Это произошло во время их очередной встречи в сентябре 1783 года. Когда в начале следующего лета вновь посетивший Богородицк калужско-тульский наместник увидел первые впечатляющие результаты деятельности Болотова в качестве ландшафтного архитектора, состоялся их подробно, на пяти страницах, описанный мемуаристом диалог, в ходе которого Михаил Никитич очень детально расспросил своего талантливого собеседника о его творческом методе. Многочасовые беседы растянулись на два дня. Итогом стало принятие Кречетниковым, а по существу, взаимное согласование решения о выборе места для павильонов и беседок. Образцы для проектирования этих садовых построек наместник, по совету Болотова, стал искать в принадлежавшем богородицкому управителю многотомнике Кристиана Хиршфельда «Теория садового искусства» (этот изданный сначала на немецком, а затем на французском языках фундаментальный труд содержал подробное обобщение опыта создания пейзажных парков в Англии и на европейском континенте). Доверяя знаниям и вкусу Андрея Тимофеевича, Михаил Никитич попросил его самому предложить возможные варианты. Когда решение состоялось, Кречетников обратился к приехавшему с ним тульскому губернскому архитектору К. З. Сокольникову со словами: "Возьмите, сударь, эту книгу и потрудитесь". Через несколько часов проект был готов.

Надо заметить, обильно иллюстрированная «энциклопедия садов» Хиршфельда серьёзно заинтересовала наместника и он, пригласив Болотова приехать к нему в подмосковное имение Михайловское, попросил "привезти с собою все те книги". Отсутствие в личной библиотеке Кречетникова хиршфельдовских альбомов было явным пробелом, и Михаил Никитич спешил как можно скорее устранить этот недостаток в своих разносторонних познаниях. В то же время общий высокий уровень его эрудированности в области архитектуры и ландшафтного дизайна был очевиден. Это подтверждает описываемый далее мемуаристом эпизод, когда как бы попутно, между делом, прогуливаясь по Богородицку, генерал-губернатор определил место для строительства «богоугодного заведения» и волостного училища, распорядившись расположить их по обе стороны пруда — речь идёт именно о художественно-композиционном градостроительном выборе, — и дав указание К. З. Сокольникову  "сделать прожектец в виде небольших каменных корпусов, однако таких, чтобы они соответствовали сколько-нибудь церкви". Возражений со стороны Андрея Тимофеевича не последовало — даже спустя десятилетия, наедине со своей рукописью, когда вышестоящего «командира» давно уже не было в живых. Кроме того, из тех же воспоминаний мы узнаем, что Кречетников стал инициатором быстрого завершения отделки интерьеров самого знаменитого сооружения Богородицка — дворца, построенного по проекту И. Е. Старова. И он же выбрал исполнителей этих ответственнейших работ, причём совершенно очевидно, что их функции отнюдь не сводились к осуществлению замыслов, уже детально проработанных в Петербурге. Сообщив А. Т. Болотову о том, что во дворец будет командирован художник из Калуги, наместник призвал управителя принять в решении вопроса об оформлении дворцовых помещений самое активное участие: "Вы, пожалуйста, с ним вдвоём постарайтесь, говорится в пословице: ум хорошо, а два лучше того". Приверженность этому принципу позволила Михаилу Никитичу создать вокруг себя уникальную творческую атмосферу.

Богородицкий дворец.

Когда Кречетников увидел результаты работы Болотова в завершённом виде, он произнёс в высшей степени знаменательную фразу: «Мы можем с вами тем похвастаться, что у нас сад такой, какого нигде и ни у кого нет, и что есть в нем такая штука, которая, верно, не обезобразила бы собой и самый сад императрицы в Царском Селе», имея в виду созданную Андреем Тимофеевичем пещеру в песчаной горе. Такое сопоставление — красноречивое свидетельство уровня амбиций калужско-тульского наместника, оно в немалой степени проясняет смысл и значение того, что тогда или чуть раньше задумывалось и строилось в Калуге.

Пещера в песчаной горе в Богородицком парке (акварель Болотова).

Можно предположить, что сотрудничество Михаила Никитича с архитектором Петром Романовичем Никитиным строилось примерно так же, как и с проектировщиком богородицкого парка. С одним отличием. Профессиональный опыт автора «образцовой» перепланировки и новой застройки Твери значительно превышал опыт паркостроительной деятельности Болотова в его молодые годы. Никитин и Кречетников были людьми одного поколения, видимо, хорошо понимавшими друг друга. В то же время большинство из известных нам чиновников, входивших в окружение наместника, начиная с его секретаря C. Веницеева, были значительно моложе. Это вряд ли случайно. Кречетников явно стремился быть в русле нового, ни в чём «не отставать от времени». В отличие от него, Никитин, один из самых высокоэрудированных архитекторов России начала второй половины XVIII века, преподававший до 1762 года теоретические дисциплины в училище при «команде» князя Д. В. Ухтомского, в своей творческой практике в Твери к середине 1770-х годов выглядел, по ряду признаков, явным консерватором. Логично предположить, что в их взаимодействии инициатором новаций был именно генерал-губернатор.

Предрасположенность к художественным нововведениям уже относительно пожилого к моменту начала реконструкции Калуги «генерала и кавалера» подтверждается характером архитектурно-планировочного решения его собственной подмосковной усадьбы Михайловское, где практически одновременно с масштабным переустройством Калуги возводился дворец в самом современном для тех лет «французском вкусе» и разбивался один из первых в России "английских садов". "Он жил тут как бы какой английский лорд <...> день провели мы весело и так как бывает в Англии", — вспоминал о своей поездке в Михайловское в 1784 году А. Т. Болотов. Похоже, мемуарист был немало удивлён, обнаружив в Михайловском уже обустроенный Михаилом Никитичем "натуральный сад", которым не мог не восхититься — хотя и не без примеси уязвлённой гордыни. Скорее всего, Кречетников был знаком с теорией и практикой британской садово-парковой архитектуры по переведённым на русский и французский языки английским первоисточникам — как сама императрица, сознательно придававшая в те годы Царскому Селу некоторые черты сходства с популярным среди «англоманов» всей Европы парком Стоу, и наместник Белоруссии, создатель усадьбы Ярополец граф З. Г. Чернышёв, с которым Михаила Никитича связывали, судя по их переписке, не только деловые, но и вполне дружеские отношения. Можно с большой долей вероятности предполагать, что в бывшем уже тогда знаменитым чернышёвском имении Кречетников не раз бывал желанным гостем. Известно, что в качестве образца для возведения построек в ярополецком парке граф использовал увражи британского архитектора Уильяма Чемберса. Влияние Царского Села и Яропольца на кречетниковское Михайловское совершенно очевидно — достаточно указать лишь на такую характерную деталь, что в усадьбе калужско-тульского наместника была возведена (и сохранилась до сих пор) декоративная «готическая» башенка, относящаяся к тому же типу предромантических построек, что и Башня-руина в загородной императорской резиденции, а также ярополецкие въездные башни в усадьбе графов Чернышёвых .

Усадьба Михайловсое (картина художника-любителя барона О. И. Клодта, 1822 год).

По предположениям исследователей, при создании усадебного комплекса в Михайловском с Михаилом Никитичем сотрудничал всё тот же Пётр Романович Никитин. В своё время (в 1765 году) именно он руководил строительством дворца З. Г. Чернышёва в Яропольце. В Твери Никитин работал под руководством другого известного высокопоставленного знатока архитектуры, считавшегося неформальным советником императрицы по строительным делам, графа Я. Е. Сиверса. Таким образом, именитый архитектор, сам бывший одним из наиболее высококвалифицированных специалистов в своём деле, выступал ещё и в качестве живого «связующего звена» между Кречетниковым и его коллегами-администраторами, оставившими свой след в градостроительной истории России.

Дворец Чернышёва в Яропольце, Московская область.

Таков был уровень профессиональной подготовленности и идейный кругозор наместника Калуги, приступившего к реконструкции своей столицы.

Продолжение

Николай Лукьянов
В основу статьи положены материалы исследований, проводившихся автором в 2001 году по гранту Российского гуманитарного научного фонда и администрации Калужской области № 01-04-5901 ац
http://www.nasledie-rus.ru/podshivka/7811